Пробный пост
... казалось, долгожданные лучи счастья вот-вот стали, наконец, пробиваться сквозь нескончаемые тучи горестей и бед. Робко, неуверенно. Но сколько надежды, казалось, они дарили! Казалось. Теперь же солнце уже больше никогда не взойдет для нее, и до конца дней своих ей останется только блуждать в вечной ночи. Она оказалась пред вратами своего собственного ада. И это было лишь началом.
Кошмары раньше часто тревожили госпожу. Они, кошмары, прокрадывались в беспокойные сны Хатидже Султан, принимая образы и очертания самых чудовищных страхов, что так мучительно отягощали ее чуткое сердце. Сквозь сон она нередко плакала. А проснувшись, еще в полусне, султанша выкрикивала только одно - имя того, за кого сердце ее так билось в тревоге и во сне, и наяву. Ибрагим. И после, только он один и мог подарить ее душе целительное успокоение. Только его объятья, только его взгляд и только его речи о том, что все страхи и переживания госпожи напрасны, спасительной влагой проливались на пожары ее истерик.
Благодаря молитвам ли, милостью ли Аллаха, в последнее время, дурные сны не тревожили покой Хатидже Султан, хотя и на душе ее было не слишком спокойно. Но сегодня страшный кошмар вновь ворвался в сон госпожи.
- Ибрагим... - испуганным полушепотом выдыхает Хатидже, едва только сознание успевает к ней возвратиться и едва она открывает глаза. Женщина не плачет, не кричит и не вскакивает как это бывает по обыкновению после мучительных сновидений. Оттого ли, что, кажется, будто все слезы она уже выплакала, весь голос расточила и все силы выплеснула? Сон ли этот вымотал ее так?..
То, что предстает перед взором Хатидже, разуму и сердцу ее, скованными цепкими тисками страха, подчинятся отказывается: дворцовая стража у стен их дворца, безмолвный Насух-эфенди, стоящий подле... тобута? Что это? Для чего? И тот, кто покоиться в нем...
- Ибрагим?.. - потрясенно шепчет госпожа, отказываясь верить собственным глазам и безумной, чудовищной догадке. Дрожащая рука женщины тянется к лицу супруга и, словно чья-то ледяная рука, сбивая дыхание, безжалостно сминает в комок безумной боли, отчаяния и ужаса что-то в груди: Ибрагим бледен и холоден, точно его статуи, что стоят в их саду. Голос ее дрожит, колени безвольно подгибаются, а шепот срывается на панический крик.
- Ибрагим!
Она не слышит ни уговоров, ни утешений, ни собственных рыданий, ни криков. Ничего. Только одна мысль, словно обезумевшая птица в клетке, судорожно бьется в ее опустошенном сознании. Слишком четкая, слишком болезненная.

- Ибрагим... - снова слабо зовет она. Но Ибрагим почему-то не отзывается: не заключает ее в свои спасительные объятья, не касается трепетно губами ее лба, не ведет речей о напрасности ее тревог. Беспокойно оглядываясь, Хатидже обнаруживает подле себя только Бейхан и Гюльфем. Но безумная, отчаянная надежда все равно на мгновение заискрилась в ее глазах - все это ведь ей только приснилось! Разве мог Ибрагим ее оставить? Разве заставил бы сердце ее гореть в такой агонии? И разве она сама осталась бы жить, если бы его - ее возлюбленного, ее души, смысла ее существования, не стало? Ну конечно, конечно же все приснилось!
- Правда ведь? - уточняет она. И никогда, наверное, еще не было столько мольбы в голосе и взгляде госпожи:
- Это кошмар? Ибрагим, он... жив?
Ей не отвечают. И это страшное молчание становится яснее любых слов. И ни слезы, ни убеждения, ни утешения этих женщин не заставят оставаться ей больше в покоях. Она должна видеть Ибрагима и ни Бейхан, ни Гюльфем не удержат ее, не посмеют, не смогут!
Так же, как и она не сможет усмирить своего невыносимого горя, как не сможет исцелиться ее душа временем, как не сможет обрести покой ее сердце, пока не будет отмщен тот, ради кого это сердце будет продолжать биться.
А пока она стояла лишь только пред вратами собственного ада. Солнце теперь уже больше никогда не взойдет для нее, и до конца дней своих ей останется только блуждать в вечной ночи. И это было лишь началом.
Координаты для связи